На станции Бронницы Московско-Казанской железной дороги 28 ноября 1909 г. уездные полицейские чины ждали сыщиков, командированных из Московской сыскной полиции. В деревне Кузнецово, что находилась в версте от станции, накануне был найден убитым в собственном доме старик Гришаев. В своей деревне Гришаев слыл человеком состоятельным, но так ли это на самом деле, никто не знал. Убитому было уже за шестьдесят, жил он одиноко и компании ни с кем не водил. Любил старик сидеть на лавке возле своего дома и смотреть на дорогу. Когда он несколько дней кряду не появился «своем посту»» , а и из трубы его дома не было видно дыма, соседи, обеспокоенные, не заболел ли он, решили навестить бобыля. Дверь оказалась незапертой, и, войдя в горницу, они увидели Гришаева лежащим на полу в луже запекшейся крови. Судя по тому, что труп уже начал разлагаться, старика убили несколько дней назад.
С московским поездом прибыл околоточный надзиратель Дмитриев в сопровождении собаки-сыщика, породистого доберман-пинчера. Черная шерсть с темно-коричневыми подпалинами, стоячие уши, острая морда, большие круглые глаза делали собаку очень привлекательной, но строгий взгляд и оскал великолепных зубов к фамильярности не располагали. Это был Треф. Месяц назад его привезли в Москву, в питомник при Московском охранном отделении.
Этот выезд был для Трефа своеобразным служебным дебютом, боевым крещением. Родился он в рижском питомнике, происходил от «русского» добермана Боя и элитной суки Флориды, «немки» из знаменитого питомника «фон Тюринген», принадлежавшего ученику основателя этой породы Отто Геллеру. Воспитание Треф получил в первой школе служебного собаководства «Общества поощрения использования собак к полицейской и сторожевой службе», основанного начальником Петербургской сыскной полиции Лебедевым в начале 1909 г. Попав в школу совсем молодым псом, с первых дней обучения Треф проявил редкую понятливость, подкрепленную настойчивостью и серьезностью в работе. Пес обладал феноменальным чутьем и на публичном испытании первого выпуска школы общества, состоявшемся в октябре 1909 г., он вместе со своим дрессировщиком Владимиром Дмитриевым продемонстрировал все, на что был способен. В этих испытаниях принимали участие 7 собак, но Треф был вне конкуренции. При отработке «розыска преступника», которого изображал дворник, нанятый для такого случая, пес, обнюхав специально оставленный след сапога «преступника», повел за собой Дмитриева и инструкторов питомника, контролировавших розыск. За час до того дворник, выйдя с территории питомника, как и было условлено, поплутал по окрестностям и потом зашел в трактир, в полутора верстах от места старта. Треф шел по следу мимо Черной речки, знаменитого ресторана «Вилла Роде», по Новодеревенской набережной к Приморскому вокзалу... Добежав до трактира, пес поднялся по лестнице на второй этаж и нашел «преступника» в общем зале, где тот притаился на подоконнике, укрывшись занавеской.
Защищая своего дрессировщика, Треф прыгнул на «злоумышленника», который стрелял в Дмитриева из револьвера холостыми патронами, и выбил у него из рук оружие. Все команды пес выполнял безукоризненно, и результат испытания был признан блестящим. За лучшую дрессуру собаки В.Д. Дмитриев получил первый приз, а местом службы триумфаторов стало Московское охранное отделение и сыскная полиция.
За месяц московской жизни Треф успел победить на выставке полицейских собак, где с ним соперничали старые знакомые по питерскому питомнику, немецкие овчарки Неро, Яна, Лорд и Ириса, находившиеся в ведении славяно-сербского уездного исправника Кенике. Треф, заявленный как «собака московского градоначальника», получил золотую медаль выставки, «серебро» досталось Неро. Однако все аттестации, призы и награды были авансами, отрабатывать которые следовало в розыскной практике. И вот такой случай представился.
В доме Гришаева Треф, получив приказ искать, долго петлял, обнюхивая пол и углы горницы, а потом, по только им различимому следу, бросился во двор. Там он постоял, понюхал воздух и, уверенно подбежав к навозной куче в углу двора, принялся ее разрывать. Вытащив какую-то тряпку, принес ее в зубах и положил к ногам Дмитриева. Бронницкие полицейские завороженно наблюдали за работой собаки. Это была рваная женская исподняя юбка со следами крови. Очевидно, убийцы вытерли об нее окровавленные руки, а уходя со двора, спешно зарыли юбку в навоз, уверенные, что там искать не станут. Так и было бы, если бы не Треф!
Получив столь важную улику, полицейские рассудили, что коли в доме Гришаева женщин не было, то, скорее всего, этот предмет женского туалета попал в дом с убийцами. Из расспросов деревенских жителей сыщики выяснили, что несколько дней назад, 23 ноября, через деревню проходила компания нищих: два мужика и с ними баба. Их даже видели заходившими в дом Гришаева, но вот когда они уходили и куда потом делись, никто не знал.
Дмитриев дал Трефу еще раз обнюхать находку и приказал искать. Пес, покружив по двору, повел Дмитриева в огород за домом Гришаева, а потом, через дыру в ограде, в поле за деревню. За полем пес повернул на дорогу, ведшую к соседней деревне Малышево. Добежав до околицы, Треф долго обнюхивал дорогу, пока не взял след. Он уверенно привел запыхавшихся сыщиков, едва за ним поспевавших, к дому, где жила крестьянка Самонова, и стал бросаться на дверь.
По требованию полиции Самонова впустила собаку в дом, и, пока Треф обнюхивал все углы, с хозяйки сняли допрос. Она рассказала, что несколько дней назад к ней действительно заходили трое нищих, не раз ночевавших у нее в доме. Звать их Сашка да Васька Рябые, а с ними баба была, Агашкой кличут. Бронницкие полицейские переглянулись между собой: эту шайку уже давно подозревали в совершении нескольких краж и грабежей, но всякий раз они умело скрывались. Нищие бродяги нигде долго не задерживались, что крайне затрудняло их поимку. Со слов Самоновой, эта компания, побыв у нее недолго, пошла восвояси, но куда, хозяйка дома не знала (или знала, да полицейским не сказала).
К концу этого разговора Треф стал настойчиво проситься на улицу и прямо от дома Самоновой повел полицейских к казенной винной лавке. Покрутившись подле лавки, пес побежал дальше по улице, но вскоре остановился возле одного ничем не примечательного места и стал лаять. Крестьяне, с любопытством наблюдавшие за происходившим, пояснили: «Аккурат на сем месте, ден несколько тому назад, точно, было дело, стояли два мужика и баба, оборванцы бродячие, часто здеся таскаются: Сашка с Васькой, а бабу Агашкой кличут. Пили они водку, да не как обычно, а прямо как благородные господа: не пожелав выкушать из горлышка, купили у Ефима Боголюбова кружку. Тридцать копеек отвалили за посудину, дороже чем за водку! Во как».
Боголюбов, возле дома которого оборванцы выпивали несколько дней назад, подтвердил, что продал им кружку, и добавил, что промеж себя Сашка с Васькой перемолвились, что, дескать, надо бы поскорее из этих мест уходить.
Дрожавший от нетерпения Треф, спущенный с ремня, так быстро побежал по следу, что угнаться за ним было невозможно, да и люди порядком подустали. Так что сыщики спешно наняли в деревне лошадь с санями и помчались вдогонку.
Нагнали они Трефа лишь на околице следующей деревни, Петровской. Там пес долго бегал между домов, уверенно облаял три дома, хозяева которых подтвердили, что к ним заходили трое нищих бродяг, просились на ночлег, но, так как выглядели они подозрительно и были пьяны, никто их не впустил. Погоня продолжилась по берегу речки Гжелки и вышла к железной дороге. В пяти верстах от железнодорожной станции, в деревне Литвиново, пес нашел еще два дома, в которые заходили убийцы.
Так, от деревни к деревне, Треф вел погоню, обнаруживая невидимые следы присутствия шайки, приметы которой везде совпадали. Погоня совершенно вымотала и людей, и собаку. В общей сложности в тот день они прошли 115 верст. Было решено изменить способ поиска. Треф помог раскрыть имена преступников, а отыскать и арестовать их теперь было делом времени. По всей округе были разосланы описания примет преступников и их предположительный маршрут.
Дмитриев со своим питомцем вернулся в Москву и об окончании этой истории узнал из служебных рапортов и газетных отчетов.
Дальнейший розыск шайки переместился в Богородский уезд. По расспросам «людей перехожих», заседавших в трактирах и чайных, урядник узнал, что нищие, похожие на разыскиваемых, направлялись вроде как во Владимирскую губернию. Поздно вечером урядник въехал в большую деревню Томилино, в 15 верстах от Богородска. От нее до границы с Владимирской губернией оставалось не более 10 верст. Урядник предположил, что нищие непременно останутся в деревне, соблазненные томилинскими трактирами и ночлежными домами. Он стал последовательно обходить все подходящие заведения и в одной из ночлежек застал Агашку и Сашку Рябого, которых немедленно арестовал и отправил в Богородскую тюрьму. При обыске у нищих нашли 19 рублей денег, остаток той суммы, что они захватили в доме убитого ими Гришаева. Куда подевался третий участник преступления, Васька Рябой, так и осталось неизвестным, но шайке грабителей и убийц, долгое время остававшихся неуловимыми, пришел конец. Пальму первенства в раскрытии этой шайки все без исключения отдавали четвероногому сыщику Трефу. Он сразу стал любимцем публики и «звездой сыска». Ему доверяли больше, нежели его двуногим коллегам: в отличие от них он гораздо реже ошибался и никогда не брал взяток. Будучи совершенно беспристрастным, он служил только Закону и Истине, что людям дается гораздо сложнее.
Та зима выдалась для Трефа и его проводника очень напряженной. Розыски преступников перемежались показательными выступлениями. Так, 6 декабря 1909 г. Треф в московском Манеже опять соревновался со своими конкурентами, полицейскими овчарками. В программе соревнований были упражнения на силу и выносливость: нужно было прыгнуть с большим грузом в зубах через двухаршинное препятствие, что Треф проделал легко. Но особенно всех поразило, как, ни разу не сбившись, он отыскал «вора» в толпе присутствующих. «Вор», в специальном костюме, «наследив», долго крутился в толпе, путая след, а потом укрылся в конторе выставки. Треф с легкостью отыскал его там и «зафиксировал» так, что Дмитриеву пришлось немало потрудиться, чтобы оттащить своего питомца. Первая премия опять была у Трефа.
Меньше чем через две недели после этой победы Дмитриев с Трефом в составе специальной группы московских сыщиков срочно выехали в Коломну. Там прямо на рабочем месте был убит начальник локомотивного депо инженер-технолог Трофимов. Убийство произошло утром, а Треф с проводником прибыл в Коломну лишь вечером. Покрутившись в мастерских и «взяв след», четвероногий сыщик побежал к группе бараков, «железнодорожным домам», стоявшим неподалеку от депо, затем к ближайшему селу Боброво, а оттуда, через железнодорожные пути к машиностроительному заводу и, не задерживаясь там, пошел по следу обратно к депо. Сыщики предположили, что пес отработал первоначальный маршрут убийцы. Трефу предъявили всех рабочих мастерских, бывших там в момент убийства, их было 12 человек. Пес, обнюхав всех, облаял троих рабочих, и их немедленно арестовали по подозрению в общении с убийцей.
Временный штаб розыска разместился в буфете станции Голутвин. Туда привели Трефа и хотели покормить, но Дмитриев запретил это делать, пояснив, что иначе он работать не сможет. Основной версией убийства инженера Трофимова стал его конфликт с рабочими, требовавшими увеличения расценок, приема на работу временно уволенных и прочее. Как оказалось, Трофимов получал письма с угрозами, в его дом пытались вломиться какие-то люди, но строгий и принципиальный начальник остался непреклонен, объясняя сослуживцам и близким, что, «дав слабину», он позволит своим подчиненным распоряжаться им как слугой.
Трефа опять отвели в мастерские и снова пустили по следу. На этот раз Треф повел сыщиков в Митяево, рабочую слободу в четырех верстах от Голутвина. Собака то бежала, то замедляла шаг и, водя носом почти по самой земле, петляла на одном месте, потом снова бежала, прыгая через рвы и ямы.
Треф вывел полицейских к дому некоего Никиты Павлова, известного местного бандита, находившегося «в бегах» с 1907 г. Дом принадлежал его родителям, которые сказали, что сына не видели уже давно. В доме провели обыск, и оказалось, что сынок навещает их довольно часто и не с пустыми руками: в сундуках и погребе нашли много краденого, вещей, пропавших из лавок и со складов после грабежей, многие из которых сопровождались убийствами хозяев и сторожей.
Нашли свидетелей, видевших Павлова в Митяево в тот день возле мастерских. Получил объяснение и маршрут, по которому в первый раз пробежал по следу Треф: в «железнодорожных домах» подле депо проживала давняя симпатия Павлова, некая Белякова, служившая в горничных. Треф, чуя свежие следы, прямо от дома родителей Павлова вывел Дмитриева и его коломенских коллег в поле. На дороге едва виднелась фигура человека. Погоня устремилась следом, но Павлов (а это был он), заметив ее, опрометью бросился к ближайшему лесу и, пока подтянули солдат для прочесывания, успел уйти, воспользовавшись темнотой. Так Треф снова указал на убийцу. Следствие установило истину: рабочие обратились к Никите Павлову, когда-то работавшему в мастерских, с просьбой «найти на инженера управу». Однако ни записки с угрозами, ни попытки «попугать» не помогли, и тогда, чтобы поддержать «авторитет», Павлов взялся «замочить начальника». Об этом узнал помощник машиниста Кешелев, но не успел предупредить Трофимова: он был убит за неделю до инженера. Экспертиза установила, что пули, сразившие Кешелева и Трофимова, были выпущены из одного оружия. Из того же пистолета в ноябре 1909 г. убили и бобровского лавочника Григорьева, у которого отняли 50 рублей, а товары, найденные в доме Павлова, принадлежали голутвинскому лавочнику, убитому за год до описываемых событий. Так распутывался целый клубок преступлений, совершенных местным «Робин Гудом». В январе 1910 г. Павлов, которого усиленно искали уже после отъезда Трефа и Дмитриева, в конце концов, попав в засаду, был убит в перестрелке, а его сообщники были арестованы еще через несколько дней.
В конце января газеты сообщили о новой победе собаки-сыщика. Ночью в квартире Ореста Ивановича Емельянова, казначея и смотрителя Николаевского сиротского профессионального женского училища, была совершена кража. Квартира смотрителя помещалась в здании училища, в доме № 20 на Солянке, рядом с Николаевским Воспитательным домом. Неизвестный вор, проникнув ночью в окно, пробрался в спальню Емельянова и, не потревожив его, вытащил 400 рублей из кармана пиджака, висевшего на спинке стула. Пропажа обнаружилась утром, и все училище было поднято на ноги. Было ясно, что кражу совершил кто-то свой: вор знал порядки в доме, расположение комнат и даже расстановку мебели в квартире смотрителя настолько хорошо, что ничего не задел, уверенно двигаясь в ночной тьме. Розыски, проведенные своими силами, толку не дали, следы под окном были затоптаны любопытствующими, а злосчастный пиджак побывал во многих руках. В полицию о краже дали знать около двух часов дня, так что розыск Треф начал только в три часа.
Семь часов собака мучительно отыскивала следы похитителя и не находила их – слишком много народу побывало на месте. Но вдруг сделала резкое движение и бросилась по лестнице во двор. Треф привел сыщиков к двери в полуподвал Воспитательного дома, за которой была квартира истопника Павла Жукова, служившего при этом заведении более десяти лет. Самого хозяина дома не было, он возился в дровяном сарае и возле печей, протапливая их на ночь. Смотритель открыл дверь ключом со связки запасных, имевшихся в его распоряжении. Первым в квартиру вбежал Треф и стал рыться в вещах Жукова и его постели. Осмотрев постель, сыщики обнаружили под тюфяком 40 рублей. Срочно послали городового за Жуковым. На столе лежали обнаруженные в квартире в тайниках за кроватью и шкафом золотые и серебряные вещи. На вопрос, откуда в его квартире взялись золотые изделия, стоившие немалых денег, истопник ответить не мог. Ему сообщили, что на него падает подозрение в краже денег у Емельянова, т.к. на него указала собака. Сраженный этим аргументом, Жуков признался, что участвовал в краже вместе с дворником и одним из воспитанников Воспитательного дома, которого они протолкнули в форточку, чтобы он открыл им окно. Жуков выдал 205 рублей, спрятанные им в вентиляционной шахте, сказав, что они и найденные прежде 40 рублей являются его долей в этом ограблении. О найденных у него драгоценностях истопник сообщил, что это часть украденного им у разных лиц в течение семи последних лет.
Когда допрос уже закончился, сыщики поинтересовались: «Как же ты не боялся красть рядом со спящим?» Жуков спокойно ответил: «Кабы он бы проснулся, я б его зарезал, а не дал бы себя схватить!» Крепкий сон спас смотрителя училища от верной смерти.
Когда полицейские уже уезжали из училища, произошло событие совершенно удивительное. Треф, бегавший в это время по двору, вдруг принес к ногам своего хозяина узелочек. В узелке оказались деньги – 70 рублей замусоленными бумажками. Стали выяснять, чьи бы они могли быть, и оказалось, что на днях у прачки Воспитательного дома пропали как раз 70 рублей. Видимо, вор, увидав, как Треф отыскал краденное и воров, совершивших такую ловкую кражу в квартире смотрителя, испугался, что теперь с собакой начнут искать и деньги прачки. «От греха подальше» он подкинул их собаке сам. По такому случаю инкогнито похитителя решили не раскрывать, хотя для Трефа отыскать человека, подержавшего в руках этот узелок, было делом совсем несложным. К этому его приучили с детства.
Лишь поздно вечером, вернувшись в питомник при Московском охранном отделении, Дмитриев накормил Трефа. Ни от кого другого пищи Треф не принимал. Учитывая, сколь опасен был Треф для преступников, такая мера предосторожности была отнюдь не лишней. За хозяина Треф признавал только Дмитриева и слушался только его команд. Но даже в обращении с хозяином-дрессировщиком пес был сух и сдержан, никогда не ласкался и не заигрывал с ним.
Не прошло и недели после раскрытия кражи в Николаевском профессиональном училище, как было начато расследование нового преступления, совершенного далеко от Москвы, в самой глубинке Воронежской губернии, на границе Бобровского и Павловского уездов. Там, в имении князя Б.А. Васильчикова, в своей сторожке был найден мертвым сторож конюшен и скотного двора Степан Кузьмич Василенко. О смерти сторожа управляющему имением около шести часов утра 31 января 1910 г. сообщил местный крестьянин Алексей Багаев. Управляющий, взяв с собой нескольких работников, вместе с Багаевым отправился в сторожку, находившуюся примерно в версте от имения, где и увидел труп Василенко. Голова погибшего была разбита каким-то тупым предметом. О преступлении дали знать полиции в город Павловск. Оттуда прибыли следственные власти и первым делом обыскали сторожку. Тут-то и обнаружилось, что в домике нет ни копейки денег, хотя всей округе было известно, что денежки у Василенко водились. Этот одинокий мужичок очень любил золотые монетки, всегда старался разменивать «бумажки» на золотые, которые хранил, завязывая в чистую тряпицу. От золотишка сторожа не осталось и следа. Придя к выводу, что убийство было совершено с целью ограбления, местная полиция никаких следов, могущих привести к убийце, не нашла, и дело зашло в тупик. На счастье, кто-то накануне прочел в столичной газете о том, как в Москве, в Воспитательном доме, собака отыскала деньги и вора. Решено было дать телеграмму московскому полицмейстеру с просьбой прислать пса для раскрытия преступления.
Слух о том, что для проведения розысков из Москвы едет знаменитый Треф, разнесся мгновенно, и, когда поезд с собакой-сыщиком и Дмитриевым прибыл на станцию Воронеж, его уже встречала восторженная толпа почитателей, устроившая настоящую овацию талантливому псу, по мнению местной газеты, «иному заезжему тенору на зависть». До имения князя Васильчикова Дмитриев и Треф добрались поздно вечером, а розыски начались с утра 4 февраля.
С момента убийства прошло уже пять дней, многие следы были затоптаны, часть из них присыпана свежим снегом. Тщательно обнюхав доски пола со следами засохшей крови, обследовав углы дома, порывшись в распахнутом сундуке среди вещей убитого, Треф довольно быстро взял след. Он запросился на улицу и уверенно «повел». Люди едва поспевали за собакой и примерно через версту оказались возле сараев, где делали кирпич, на окраине села Лосево, уроженцем которого был Василенко. Кирпичное заведение принадлежало крестьянину Багаеву, который первым сообщил об убийстве сторожа. Из сараев раздавались крики и возня: оказалось, что Треф, как его и учили, отыскав того, по чьему следу он шел, не дожидаясь людей, ворвался в сарай и бросился на него. Спасая хозяина, пса хотели оттащить работники, но это было не просто! Когда Дмитриев оттащил рычащего Трефа, Багаев, будто спасаясь от злой собаки, заперся в своем доме и говорил с полицией через дверь. Это была явная оплошность Трефа: Багаев нашел труп Василенко, переворачивал мертвое тело, осматривая его, и даже испачкался в крови, не мудрено, что он наследил там, где «работал» Треф, и тем привлек внимание собаки.
Оскандалившегося Трефа повторно отвели к сторожке и снова приказали искать. На этот раз он повел совсем в другую сторону. Пробежав около трех верст, пес остановился на опушке леса, возле села Верхнее Кисляево, у чьей-то бани. Порывшись в снегу, Треф выкопал пук соломы со следами крови. Очевидно, убийца искал в бане воды, чтобы вымыть окровавленные руки, но, не найдя, вытащил пук соломы из стоявшей рядом копны и вытер ею руки. От этого места Треф привел сыщиков... опять к багаевскиму кирпичному заводику! Теперь поведение собаки принять за ошибку было уже невозможно. При обыске в доме Багаева нашли его шубу, залитую кровью, горсть золотых монет и, самое главное, орудие убийства – молот со следами крови.
На допросе Багаев заявил, что он в ночь убийства был в Павловске, и, вернувшись только под утро, зашел в сторожку и нашел Василенко мертвым. «Да ведь ты врешь! – воскликнул управляющий имением, присутствующий при допросе. – Ведь когда мы пришли, труп-то еще теплым был! А до имения от сторожки одна верста. Кабы его с вечеру или ночью убили, а ты бы утром нашел, то Степан Кузьмич, царство ему небесное, уже окоченел бы! И как это я раньше не додумался!»
Следствие установило, что в ночь убийства Василенко Багаев дома не ночевал и в Павловске его никто не видел. Бывшего «первого свидетеля» взяли под стражу и отправили в Павловск, в тюрьму.
На следующий день кавалькада саней с полицейскими возвращалась из имения князя в Павловск. В селе Ершово навстречу полиции вышел местный священник, долго благодаривший полицейских «и собачку особенно». Оказалось, что некоторое время назад местную церковь обокрали. «Тогда мы погрешили на цыган или на бродяг, – рассказывал священник, – но сегодня утром пропавшие 800 рублей были подброшены на крыльцо моего дома!» Сам пастырь связывал это со слухами, распространившимися по округе, что якобы теперь с собакой будут искать и этих воров. «Кто-то из порочных селян, – как назвали воров в газетном отчете, – завидев подъезжавший к селу обоз полицейских и Трефа в санях, решил, что слух верен, розыски начались, и подбросил деньги!» Это уже становилось традицией: одно раскрытое Трефом преступление тут же раскрывало и другое.
Слава Трефа выросла настолько, что его кличка даже стала синонимом проницательности. Портреты Трефа и Дмитриева печатались не только в российских изданиях: подробности розыска в имении князя Васильчикова были перепечатаны в Великобритании многими газетами. В газетах разных стран помещались материалы о розыскном тандеме человека и собаки, причем именно собаке отводилась главенствующая роль.
Трефа использовали в расследовании не только уголовных преступлений, но и тех, что были в ведомстве охранного отделения. Свидетельство об участии околоточного надзирателя Дмитриева и его четвероногого помощника в таких «специальных операциях» отыскалось в мемуарах бывшего начальника Московского охранного отделения полковника жандармерии П.П. Заварзина, вышедших в двадцатые годы в Париже. В них рассказывалось о том, как в 1911 г. была арестована группа террористов, применявшая тактику «безмотивного террора» в «местах скопления буржуазии и других эксплуататоров». Так, в Барселоне была взорвана бомба в переполненном зале театра, в Одессе на воздух взлетела фешенебельная кондитерская Либмана, а в Варшаве – шикарный ресторан «Бристоль». После ареста московской группы «безмотивников» долго искали их тайник со взрывчаткой и готовыми бомбами. Было установлено, что тайник может находиться в Брянске, где один из членов группы, некто Малива, живет в маленьком доме на окраине города, содержа «для прикрытия» бондарную мастерскую. После ареста Маливы и его жены обыскали весь дом, но ничего не нашли. Операция повисла на волоске: тайник с бомбами так и не обнаружили, и они могли быть взорваны в любой момент где угодно. Вот тогда-то и вспомнили о Трефе. Собаку-сыщика и его проводника включили в специальную группу, которую возглавил ротмистр Курдюмов. Кроме того, в группу включили двух опытных агентов. В этой операции Треф превзошел самого себя.
Обследуя дом бондаря, Треф, нигде не задерживаясь, походил по комнатам и сел. Стало ясно, что никаких тайников в доме нет. Во дворе картина повторилась. Оставался еще огород. Привезли из участка жену Малива и дали собаке ее обнюхать. Дело вроде бы пошло веселее. Но, пробегав более часу по всему огороду и обнюхав едва ли не все растения, Треф опять сел. Дмитриев понял: супруга Малива каждый день работала в огороде и пес просто бегал по ее следам.
Тут старший филер группы, следивший за Маливой в Брянске, вспомнил, что в последний раз Малива пришел в трактир с руками чистыми, но с «траурной каемкой» под ногтями. Не иначе, шельма, в земле рылся! А если его самого привезти, может, у собачки дело бойчее пойдет?! Бондаря доставили из тюрьмы, и история повторилась снова: Треф обнюхал Маливу и побежал в огород. Побегав там вдоль забора... снова вернулся и сел возле Дмитриева! Собаку снова повели в дом, и она заново обнюхала все вещи хозяев. И тут свершилось! Треф, видимо, «зацепился» за какой-то едва уловимый запашок и пошел, пошел... Вот он побежал вдоль забора... повернул обратно... покрутился на одном месте... залаял и начал рыть лапами землю.
Курдюмов хотел было сунуться в огород, посмотреть, что там происходит, но Треф, грозно рявкнув, едва не бросился на него. «Нельзя, нельзя, господин ротмистр! – закричал Дмитриев, и, уже как бы извиняясь, пояснил мягче: – Он же работает!» Издалека ротмистр распорядился отвести собаку в сторону, а когда Дмитриев выполнил команду, в дело вступили городовые с лопатами. Они выкопали довольно глубокую яму, прежде чем нашли то, что учуяла под землей собака. Это был смоленый бочонок с запасом взрывчатки для нескольких бомб, крупная дробь «для начинки», пробирки для кислотных детонаторов, корпуса для бомб. Здесь же обнаружили 200 экземпляров журнала анархистов «Буревестник», а на самом дне бочонка – сверток с документами и фотографиями. На одной из них был изображен Малива в матросской форме, рядом с ним стояла женщина, в которой узнали его жену. На фотографии имелась надпись: «Владивосток. Фотография «Экспресс»». В том же свертке лежали паспорта и другие бумаги, выписанные на имена Купченко и Шестовой.
Как оказалось, «бондарь Малива» был беглым матросом Купченко. Познакомившись с известной владивостокской воровкой Шестовой, он дезертировал с военного корабля и стал вором. Однажды при попытке ограбления церкви он убил священника, заставшего его в храме. Не дожидаясь возмездия, Купченко сбежал и примкнул к банде некоего Филиппова, в прошлом тоже матроса. Он служил на броненосце «Князь Потемкин-Таврический» и, участвуя в восстании, лично казнил трех офицеров. Команда сошла с корабля в Румынии, предварительно разделив корабельную кассу. Филиппов перебрался на Дальний Восток, где сколотил банду из таких же, как Купченко, изгоев. После того, как полиция пошла по их следам, бандиты решили перебраться в Россию. Они осели в Орле и Брянске и принялись за старое. В Брянске они и познакомились с анархистами-«безмотивниками», которым нужны были «специалисты по экспроприациям». «Революционные занятия» бандиты перемежали с «частной практикой», и перед самым арестом группы «безмотивников» Купченко, Шестова, Филиппов и его сожительница, брянская проститутка Таня Курносая, совершили в Калужской губернии налет на поместье богатой вдовы, жившей одиноко с несколькими слугами. Бандиты убили сторожа-садовника, горничную, а саму вдовушку придушил «потемкинский герой» Филиппов. Филиппова арестовали в Москве вместе с террористами. На его счету в общей сложности было одиннадцать трупов, но ему обещали сохранить жизнь, если он даст показания, и Филиппов рассказал все, что знал, сдав в том числе и «штаб-квартиру» в доме Маливы. Этот розыск в Брянске помог обнаружить по всей России несколько законспирированных групп террора, арестовать их руководителей. Всего по делу было арестовано 35 человек, в разных местах изъяли много оружия, взрывчатки, готовых бомб. Одному только Богу известно, сколько человеческих жизней спас Треф, найдя закопанный бочонок. Все осужденные по этому делу получили большие сроки каторжных работ. Филиппову, как и было обещано, жизнь сохранили, и после революции он вышел с каторги героем со статусом «жертвы царизма». С триумфом вернулся в Брянск, где стал... председателем брянской ЧК!
Судьбы победителей «безмотивников» сложились совсем по-иному. Полковник Заварзин вынужден был бежать за границу и, живя во Франции, чтобы прокормить себя и жену, на старости лет пошел работать на конвейер автомобильного завода «Ситроен». В свободное от работы время писал мемуары. Из них узнали, что околоточный надзиратель Дмитриев, дрессировщик, вырастивший Трефа и живший как бы «в тени славы» своего четвероногого напарника и питомца, был расстрелян в первые годы революции. Ему не простили успешных розысков охранного отделения, а особенно того, что уже после Февральской революции они с Трефом в группе контрразведки искали Ленина, скрывавшегося после попытки переворота, предпринятой большевиками летом 1917 г. Такая же судьба постигла многих специалистов-кинологов, служивших в полицейских и жандармских подразделениях. В совершеннейшем забвении окончил свои дни главный энтузиаст служебного собаководства, фактически создавший его в России, бывший начальник Петербургского сыскного отделения Лебедев. О том, как сложилась судьба Трефа при новой власти, доподлинно неизвестно, но, судя по его преданности Дмитриеву, остается предположить самое худшее: ведь собаки не умеют «подстраиваться к обстоятельствам» и служить убийцам друзей и хозяев. Вряд ли Трефу удалось пережить годы Гражданской войны и разрухи. По сведениям кинологов, занимающихся служебным собаководством, после Трефа осталось многочисленное потомство. Первые служебные собаки советской милиции доберман-пинчеры – его прямые потомки. Это потом породу сочли слишком «изнеженной» и перешли на разведение менее прихотливых овчарок, сделав их основной «розыскной собакой».
